"Гекатомба"

Дата: Понедельник, 24.12.2007, 19:58 | Сообщение # 1

Рядовой

Группа: Lohi.

Репутация: 6

Статус: Offline

Ночь раненой птицей тяжело опустилась на измученный город, даря легкую прохладу, но при этом отнюдь не разжимая объятия кошмаров пережитого дня, а погружая в еще более страшные - теплые, липкие от крови и нежно-смертоносные... То и дело маленький огонек факела бредущего в одиночестве по винтовым улицам спотыкающегося путника выхватывал из темноты искаженные в судорогах предсмертного ужаса лица тех, чьи тела ныне жуткой брусчаткой покрывали мостовую. Угрюмая мгла нехотя расступалась перед боязливо жавшимся к основанию фитиля пламенем и так же молчаливо смыкаясь за спиной одиночки, скрывая то, что еще могло выдавить из пробитой в десятке мест иззубренными стрелами груди тихий стон бессильной ярости - с иными чувствами в минувший бой не шел никто... А путник шел. Шел, скользя по неровной мостовой, то и дело припадая на одну ногу и стараясь удержать равновесие на залитых остывающей густой влагой камнях, опираясь на грубую суковатую палку. Шел, бормоча непонятные и чуждые этой земле слова. Шел, бросая со стелющихся по щемле краев рубища слабые алые искорки. Рука с посохом, рука с факелом, а между ними - изможденное неведомыми муками или болезнью тело старика, которого, казалось, может сдуть в едином, даже небольшом порыве крепкого в этих краях молодого ветра. Босой и одетый лишь в ветхую тряпку, н держал путь лишь в одном направлении - выше и выше, туда, где сейчас в азарте дикой, кровавой победы уцелевшие воины Кетры молча утоляли жажду мести за погибших воинов в Храме Руны, просто и аккуратно, шаг за шагом снимая кожу с оставшихся в живых храмовников, до последнего моливших своего Бога о победе защитников. Но молитва не помогла, и ныне десятки тысяч тел как вымотанных безумной кошмарной ночной бойней защищавшихся, так и ослепленных Магией Крови орков устилали подступы к Храму. Такое не сможет смыть даже время...
А путник все поднимался и поднимался. И лишь когда очередной поворот открыл ему ярко освещенный вход в Храм, а до ушей донесся безумный вопль только что распятой на обсидиановом полу новой жертвы жрецов Кетры, из горла старика вырвался короткий хрип. Он поднял голову, и пламя факела осветило сухое, морщинистое лицо с начертанным на лбу языческим знаком и пустыми глазницами, из которых стекали багровыми слезками две маленькие капли крови. Но это длилось лишь бесконечно долгое мгновение, после которого лик путника опустился вниз, а палка застучала по камня чуть быстрее, с каждым ударом все ближе и ближе подвигая старика к дверям храма...
Ормунд лежал, распростертый на полу храма. Нагой и беспомощный, он только и мог лишь, что наблюдать за приготовлениями к своей собственой казни. Неумолимо, медленно, но верно косматый орк проводил пальцем взад-вперед по лезвию черного как глаза Смерти ножа, с каждым взмахом высекая каплю крови, которой рисовал на груди лежащего на полу и придавленного четырьмя соратниками воина жреца очередной символ. Лишь раз Оргмунду удалось вырвать голову из лап зазевавшегося воина и мельком взглянуть на письмена на груди. То, что он увидел, не оставило никаких сомнений: Магия Крови. И она нужна этим жрецам, чтобы наслать новое безумие на оставшиеся в горах бесчисленные племена орков. Интересно, что для подобных заклинаний сгодилась бы лишь кровь живого человека, поэтому ни один из тех, с кого на протяжении этих двух часов жрецы Кетры снимали кожу, не умер, а просто лежал, временами подергиваясь, в угла зала, слепой, оскопленный, представляющий из себя просто кусок мяса, но не мертвый!!! Чары Кетры обволакивали несчастных, будто покрывалом, второй, невидимой кожей, готовой в единой мгновение разорваться, выбросив из себя фонтан крови. Жестокое, массовое и шокирующее своей мощью заклинание почти было готово вырваться на свободу, спустя пару дней похоронив под слоем тел весь северный Аден.
Когда старик вошел в Храм, время словно остановилось. Орки замерли, не в силах подняться - и это почти четырехсотфунтовые груды мышц и металла, готовые в любую секунду взорваться в неумолимой ярости и жажде смерти противника! - при виде маленькой, сморщенной фигурки. Среди воцарившейся тишины мерный стук палки о черный пол казался странным, если не сказать - жутким, говорящим о том, что сейчас произойдет неотвратимое. Старик прошел между огромными фигурами кетранцев и подошел к распростертому на полу парню, у головы которого скорчился на полу в ужасе жрец орков. Костлявая рука медленно протянулась к орку, и косматая лапа того через силу разжала пальцы, передавая жертвенный нож старику. И последнее, что почувствовал Ормунд - это невероятное, странное облегчение, когда старик вонзил черное лезвие в молодую, еще даже не успевшую покрыться мелкими волосками грудь парня. Мгновение - и душа юноши двумя серыми искорками выпорхнула из глаз носящего ее когда-то тела. Выпорхнула, и понеслась прочь, выше и выше, словно понимая, что через мгновение в этом мире произойдет что-то, от чего следовало бы находиться подальше и живому и мертвому...
Нож старик так и оставил в груди юноши, не стал он трогать и забившегося в угол жреца орков, что оставался единственным среди находившихся в зале, кто проявлял хоть какие-то признаки жизни. Медленно выпрямившись старик подошел к трону, на котором когда-то восседал Главный Жрец Руны и устало опустился на изодранное и покрытое темно-рубиновыми пятнами сиденье. Взмах руки - и тела в углу, укрытые магией орков, лишились своего покрова, в единое мгновение зашедшись в коротком и пронзительном, полном последнего смертного ужаса крике. Но ни капли крови не пролилось на пол, лишь тонкий дымок заструился вверх, к сводам, наполняя Храм неизвестной живым сладостью... Сладостью избавления. И в момент, когда поднялась для взмаха вторая рука, орки словно очнулись от своего забытия, и грозный рык наполнил зал. Шаг к трону - и первый палец из сжатой в кулак костлявой руки распрямился, а один из воинов закачался, схватился за горло и рухнул на пол тяжелым кулем. Еще шаг - еще тело. И еще. И еще... А когда распрямился последний, большой палец, и ладонь сидящего на троне обратилась к воинам, из-под сводов храма ударил алый дождь. Крупные, багровые капли устремились вниз...
Жизнь человека и безумно длинна, и бесконечно мгновенна. Сжигаемая ли в едином сладком порыве, растягиваемая ли на долгие-долгие годы в поисках того незыблемого и вечного, чем грезит и стар и мал, и что во всех мирах и днах называют одним только словом - Любовью - она все равно рано или поздно заканчивается. Под звук рыданий родных и близких у старческого ложа, под свист лезвия изящной и смертоносной глефы, под барабанный бой, молодецкое "хаканье" палача или последний удар взрывающегося от бесконечного наслаждения сердца - но заканчивается, оставляя в ладонях Живых лишь пепел памяти, медленно, но верно разносимый ветрами Времени. Даже у одиноко летящей капли есть своя маленькая жизнь. А в эти секунды, в буквальном смысле, сжигались сотни и тысячи невидимых нитей, связывающих два великих Мира - наш и мир Теней. Немыслимо долго падающие из-под ажурного свода капли темно-красного огня - живого, бившегося в диких муках пламени - все же достигли своей цели и коснулись доспехов и шерсти огромных тел орков. Мгновения хватило громадным каменным дверям храма, чтобы, захлопнувшись, навсегда отрезать выход наружу оставшимся в зале. А потом в Храм пришел Ад...
Тягучая живая кроваво-красная смолка, попав на кожу и доспехи воинов, в мгновение ока принимала вид многоногих миниатюрных созданий, управляло которыми лишь одно желание: пить! И за влагой им не нужно было идти далеко, она была здесь, под ногами. Оставалось только коснуться вожделенного источника и утолить многовековую жажду... И, как кроты, раскидывающие мощными когтями комья земли, миллионы многоножек устремились вглубь покровов орков; сквозь доспехи и одежду, сквозь ороговевшую толстую кожу вгрызались они в тела воинов, окунаясь в мощные потоки горячей и свежей крови орков. Крови воинов.
Больше десятка громадных фигур метались по залу, сталкиваясь друг с другам, разлетаясь кровавыми брызгами, и усеивая обсидиан плит под ногами алой пыльцой. Погас даже неистовый вопль, от которого вначале затряслись витражи под куполом собора, и только одно было слышно - страшное бульканье-дыхание дюжины глоток, захлебывающихся в собственной крови. А потом смолкло и оно. Одно за другим валились на пол Храма тела, ныне напоминавшие больше губку, да и алая масса покрывала их таким слоем, что разобрать даже отдельные черты было просто невозможно.
Старик, тяжело дыша, смотрел на царящий в зале кошмар. Его руки тихо тряслись, а из пустых глазниц на сей раз текли уже вполне обычные, человеческие слезы. Кто знал, что его - немощного, больного и доживающего последние дни в горах старика - сорвет с постели и приведет сюда неведомая и жестокая сила. Сила, которая заставит его пальцы сжаться на эфесе самого страшного из придуманных искусным на подобные вещи человеческим разумом оружия - Магии Крови. Это не была стихийная магия, высвобождающая плененный Огонь или неистовый свободолюбивый Ветер, нет, это страшная сила миллинов в унисон бьющихся сердец заставляла содрогаться в глубинах Земли даже Великих Богов, ибо нет на свете величественней мощи, чем Сила Жизни. Но умолкли последние раскаты беззвучного грома под сводами Храма, растаяли алые облака, застыла неподвижно гладь багрового озера, что теперь покрывало пол Храма, и последний раз оперлась сухая рука на посох. Оперлась - и выронила. Старик медленно осел в трон, откинулся на резную спинку, протяжно вдохнул... и отправился в последний путь - к Серым берегам. Последний жрец Бенома, принесший поистине великую жертву для освобождения своего Владыки. Путь Богу был открыт...